И произошла осечка.
Алексеев открыл рот, но, видя напряженную готовность Турецкого записывать каждое его слово, подумал и рот все-таки закрыл.
– Вы правы, я действительно должен хорошо подумать, чтобы не оговорить приличных людей. Мне просто собственная совесть не простит тогда такой ошибки...
– Я готов подождать сколько вам будет угодно, Георгий Витальевич, – учтиво заявил Турецкий. – И выслушать вас, когда у вас появится возможность для нашего закрытого для всех остальных краткого разговора. А что касается следов киллера, как теперь модно называть убийц-исполнителей, то у нас уже имеются кое-какие наметки. Я внимательно смотрел все материалы по этому уголовному делу, оно возбуждено, – повторил Турецкий, – по признакам статьи сто пятой Уголовного кодекса Российской Федерации, и, поверьте мне, исходя из собственной многолетней практики, я могу заявить со всей ответственностью, что дело будет раскрыто и преступники строго наказаны.
– Да, – покачал головой Алексеев, – это все, конечно, ужасно и еще раз ужасно... Но я в самом деле должен подумать, Александр Борисович...
О, уже первая победа! Он вспомнил имя-отчество следователя.
– Тогда не стану больше вас задерживать и прошу запомнить – по первому же вашему звонку... Вот моя визитка, здесь есть номер мобильного. Поручите, пожалуйста, своему симпатичному помощнику, мы с ним уже познакомились, и он немедленно известит меня о нашей с вами очередной встрече.
Турецкий встал, откланялся, пожал дружески протянутую ему руку и, четко повернувшись, как человек военный, покинул кабинет.
«Ты у меня теперь долго будешь думать, – злорадно ухмылялся Александр Борисович, покидая здание мэрии. – И заодно перестанешь нам морочить голову своими глупостями».
Когда будут названы фамилии, придется сделать по каждой из них телефонный звонок, а затем по возможности встретиться и переговорить со всеми, на кого только падет «карающий взор» Алексеева. А это все то драгоценное время, которое будет хотя и потеряно, но не совсем бездарно.
Глава четвертая
Военный совет
Меркулов пристыдил-таки Грязнова, и тот назначил съезд гостей.
Собственно, это были вовсе и не гости, а старые товарищи, да к тому же одни, без жен, что больше напоминало не дружескую вечеринку, а военный совет. Ибо у всех в головах роились сходные мысли: что делать с этими наглыми посылами чиновника от мэрии?
То есть что делать конкретно именно с посылами, было ясно: пересылать их подальше, по уже давно известному адресу. Но чисто этические соображения указывали на необходимость делать это по меньшей мере элегантно. Все ведь вокруг играют не только в новую для себя демократию, они еще и пытаются сохранять при этом светское выражение на лицах, так что о подлинной, забытой римской прямоте, стоящей, как известно, дорогого, не может идти и речи. Поэтому и первый, заданный Грязновым вопрос прозвучал именно в этом ключе:
– А что, нельзя популярно объяснить президенту, что на этого типа никто и не собирался покушаться? Зачем тратить драгоценные минуты жизни на расследование явно ложной версии?
– У тебя сразу две логические ошибки, Вячеслав, – спокойно охладил разгоряченного хозяина медлительный сегодня Меркулов. – Первая, прошу заметить, касается адресата. Никто, ни один человек, с кем бы я ни разговаривал, не может ответить с полной уверенностью, что таково было указание президента. Они сами узнали это от мэра, который был накануне у президента.
– Так это его была идея? – не унимался Грязнов, с треском отрывая от курицы-гриль румяную ногу и жестом показывая, чтобы его примеру последовали другие.
– И мэр тоже не имеет к этой идее, как выясняется, никакого отношения.
– Ну так кто же?! – почти возопил Грязнов.
– Обстоятельства, Славка, – ответил за Меркулова Турецкий. – Я верно разбираюсь в ситуации, Костя?
– Абсолютно, – ответил тот. – Но! Прошу учесть, господа юристы, что всякая ложная версия имеет свои несомненные плюсы. И это второе, как, скажем, в данном случае. И тут я полностью согласен с твоим мнением, Саня.
– Как?! – красиво возмутился Грязнов. – У него уже имеется свое мнение, отличное от моего?! Ты когда успел, двурушник?!
– Пока ты раскачивался, – со смехом заявил Турецкий. – Вчера я побывал сразу на двух объектах. Даже на трех, если быть точным. И сделал для нас соответствующие выводы. Косте я их частично изложил сегодня, а тебе собирался сейчас, но, оказывается, у тебя собственный взгляд на события. Нехорошо, генерал, отлынивать от работы и еще делать вид при этом, будто ты единственный носитель истины.
– Это оскорбление! – начал Грязнов, но куриная ножка выглядела так аппетитно, что он переключил свое внимание на нее. – Ты авари... авари... – жуя и чавкая, махнул он обглоданной вмиг куриной костью и прицелился уже на вторую ногу.
Кроме Грязнова, курица больше никого пока не привлекала, друзья налегали на белугу, которая хорошо шла под коньяк.
– Официально делая вид, что мы носами роем землю, работая над этой версией... ложной разумеется, мы тем не менее убиваем одновременно двух зайцев, – заметил Александр Борисович.
– Зайцы? – оторвал взгляд от курицы Грязнов – заядлый рыболов и охотник. – Это интересно!
– Слушай дальше, будет еще интереснее... По предварительному заключению «молодого дарования» Сережи, я говорю про квартиру Баранова на Саввинской набережной, заряд, аналогичный, как уже известно, тому, что рванул на Бережковской набережной, ставил профи. Никакими наркоманами, которые собирались бы замочить доктора, там не пахло. Я имею в виду исполнителя.
– А почему говоришь об одном, а не о нескольких? – спросил Вячеслав.
– Объясняю. Замок в квартиру был открыт, как тоже сообщил наш Сережа, хитроумной отмычкой, есть следы, царапины на механизме этого секретного замка. И человек тот был весьма хилого телосложения. В пользу такого вывода говорит то обстоятельство, что при открывании или закрывании двери длина растяжки была очень невелика, понимаете? Бомба должна была рвануть сразу, едва пришедший домой Баранов потянул бы дверную ручку на себя, ну... сантиметров на тридцать, не больше.
– Но ведь она же не рванула! – возразил Грязнов.
– Вот именно. И это тоже, по моему убеждению, входило в планы исполнителя. Когда мы проводили следственный эксперимент, Баранову пришлось – что он, кстати, и продемонстрировал нам во второй раз и что также запечатлено видеокамерой – в буквальном смысле растянуться на полу, чтобы заметить тросик натяжения. А в первый раз, демонстрируя, как все было, он просто присел у двери – и сразу «увидел». Зачем присел? Вот вопрос. Почему не лег на пол? А потому, что все уже знал заранее. И где бомба, и где тросик должен «блеснуть». Вот ты, Славка, возвращаясь домой, всякий раз обнюхиваешь свою дверь? И на пузо ложишься на лестничной площадке?
– Не говори глупости! Да и кому я нужен?
– Ну хорошо, тогда на меня несколько раз устраивали покушение. Вернее, попытки были. Я что, тоже ложусь и оглядываю дверь снизу доверху?
– У тебя семья все-таки, – заметил Грязнов.
– Ладно, а у тебя ее нет, ну и что? Отвечаю: липа это, дорогие мои друзья и коллеги.
– Да, но, зная, что бомба уже как бы заранее засвечена, исполнитель вполне мог сам не рисковать и поставить тросик подлиннее? Почему же он этого не сделал? – задумчиво спросил Костя. – Хотя, в общем-то, ответ напрашивается...
– Вот именно. Он уже думал о тех, кто полезет в квартиру через окно, а не войдет через дверь! Будь тросик длинным, дверь можно было бы беспрепятственно открыть и снять заряд, установленный фактически у порога. А тот мужик наверняка знал, как полезут эксперты-взрывотехники через окно и что они там должны будут увидеть. Поэтому я настаиваю: бомбу ставил профи. Скорее всего, из бывших военных. Таких сейчас у нас как собак нерезаных. Но примерный внешний вид, точнее, его телосложение, нам уже известно. Тощий! Вот такого субъекта и надо искать на Бережковской набережной. Не убедил?